Собачье танго  - Елена Логунова

– Того, что у тебя штанишки буфами! – Я разозлилась, и меня понесло: – Это моя собака, я ее законная хозяйка!

– Еще лучше, – порадовался бегун в салатовом. – Не наркоша, значит, а дилер!

– Чего?! Какая наркоша, какой дилер? Говорю вам, это моя собака, я ее вчера потеряла и вот нашла!

– Ага, судье это расскажешь.

На запястьях у меня защелкнулось что-то холодное. Блин, меня заковали?!

Я недоверчиво оглянулась на типа в зеленых рейтузах.

– Слушайте, а вы вообще кто?!

– Вообще – полиция, а в частности – я лейтенант Морозов из управления по контролю за оборотом наркотиков. Все, двинулись, там поговорим!

И меня повели, а Гусю понесли. Добродушный и незлопамятный песик уже перестал вырываться и даже норовил лизнуть кирпичный подбородок типа в оранжевых труселях, я тоже не сопротивлялась, ошеломленная происходящим.

Это что же такое Кулебякин наплел своим коллегам и смежникам, что в поиски нашей собачки активно включился даже наркоконтроль?! Чей, он сказал, этот четвероногий друг? Колумбийского наркобарона?!

– А у нас, как у задержанных, есть ведь право на защитника? – спросила я, безропотно топая по парку в на редкость странной компании: два потных мужика в трусах, один веселый песик, ну и я сама, поцарапанная, мокрая и в наручниках…

– А как же.

– Отлично!

Я точно знала, кому позвоню первым делом. Ну, Кулебякин, ты попал!

Мы вышли из парка с другой стороны – не там, где я оставила «Пежо». И, уже отъезжая в полицейском транспорте, я поймала за хвостик ту мысль, которая тенью шмыгала у меня в подсознании, и наконец сообразила, что меня задержали в том самом парке, где подобрала своего Гуссейна Алка Трошкина.

– На выход!

Дверь-решетка открылась – я поняла это по металлическому лязгу, но даже не шелохнулась и не открыла глаз. Зря, что ли, я битый час изображала тут томную обморочную деву, а до этого еще час копировала княжну Тараканову с известной картины? Ну, с той, где безвинно приговоренная красавица готовится принять мучительную смерть в каземате Петропавловской крепости? Пусть мои тюремщики видят, как я страдаю в узилище!

– Инка, хорош придуриваться, выходи! – потребовал звенящий от скрытого гнева знакомый голос.

Я открыла один глаз и простонала:

– Кулебя-а-акин…

– Он самый. Ин, ты хочешь тут задержаться?

Задерживаться «тут» я не хотела нисколько, поэтому быстро отмерла, встала с лавки и вышла в коридор, к дожидающемуся там Денису. Ничего, я ему еще устрою представление на дому, он в полной мере прочувствует мои нечеловеческие муки. Я просидела за решеткой два часа! Правда, наручники с меня сняли и даже дали попить воды.

– Идем. – Милый крепко взял меня за руку и повел по коридору. – И, пожалуйста, молчи и не обзывай полицейских при исполнении гадами.

– Я не говорила, что он гад! Я сказала, что он принц гадский, а это, согласись, скорее комплимент, чем оскорбление!

Кулебякин остановился и посмотрел на меня с такой тоскливой обреченностью во взоре, что я подумала: вот с кого сейчас можно было бы писать княжну Тараканову, Денису эта роль удается лучше, чем мне.

– Я просил помолчать. Можно, а? – Он закатил глаза и страдальчески пробормотал: – Вот за что это мне?

С большим-пребольшим трудом я удержалась и ничего не сказала. Так и быть, помолчу. Пока. А потом все ка-ак выскажу…

До боли стискивая мою руку, Кулебякин вывел меня на свет божий и весьма непочтительно затолкал в свою машину.

– А где это мы? – спросила я, сквозь стекло оглядев просторный двор, окруженный бетонным забором и заставленный автомобилями с мигалками, полосками и выразительными буквами.

– Там, где тебе быть не нужно, – отрезал Денис и резко стартовал, едва не зацепив слишком медленно поднимающийся шлаг– баум.

– А куда мы едем?

– Домой.

– Я буду под домашним арестом?

Кажется, Кулебякин зарычал, но внятного ответа я от него не дождалась.

– Отлично. Будем играть в молчанку. – Я скрестила руки на груди и закрыла глаза.

Ну как закрыла? Смежила веки, но смотрела сквозь ресницы и видела, что Денис поглядывает на меня в зеркало глазами княжны Таракановой.

Мы немного покружили по городу, потом где-то остановились, Кулебякин сказал:

– Сиди и жди, – и ушел за очередной шлагбаум.

Я тут же открыла глаза, но мне из машины видна была только длинная сплошная стена, проем со шлагбаумом и угол стеклянной будки казенного вида.

Минут через десять милый вернулся – я спешно зажмурилась и опять изобразила свою вариацию зловещей аллегорической фигуры «Слепая Фемида готовится всех покарать» – и, распахнув заднюю дверцу, забросил мне что-то верткое, шерстяное.

– Гуся! – обрадовалась я. – Тебя тоже выпустили!

– Под мое честное слово, – буркнул Денис и вслед за собачкой бросил мне еще сумку, с которой разлучили меня его коллеги.

Я сразу же проверила ее содержимое – ничего не пропало, вытащила мобильник и обнаружила три пропущенных звонка и одно новое сообщение в ватсапе.

Названивала мне Машенька. Я набрала ее номер и услышала:

– Куда ты пропала?!

– В полиции была.

– И ты тоже?!

– Так. О моих приключениях я расскажу тебе позже, ты говори, что у вас?

– У меня окрошка на кефире, у Феди бефстроганов с пюре, тебе что-нибудь заказать? Мы в кафешке у офиса, давай, подваливай, у нас не телефонный разговор.

– Мне тоже окрошку и бефстроганов, – попросила я, сглотнув слюну.

Получилось шумновато, Кулебякин обернулся и наконец-то проявил сочувствие:

– Голодная?

– Очень! – Я сделала жалобную мордочку. – Давай не сразу домой, сначала к нашему офису! Там мне уже обед заказали…

– Кто это кормит тебя обедом? – Денис нахмурился и без дополнительных уговоров взял нужный курс.

При виде Машеньки и Шаляпина, расположившихся за столиком на летней веранде кафе, мой ревнивый милый расслабился и пошел искать официанта, чтобы сделать заказ и для себя.

– Так, быстро, пока майор не вернулся, рассказывайте! – потребовала я, проводив взглядом удаляющегося Кулебякина.

– Федя, тогда давай ты, я быстро не смогу, – самокритичная Машенька передала слово участковому.

– Полиция приехала, тело достали, осмотрели и опознали, – действительно, быстро доложил Шаляпин и снова взялся за отложенную было вилку.

– Как – опознали? Вот так сразу? – Я искренне удивилась. – Убитый, что, был какой-то известной личностью?